Тёмные уголки совместной жизни
Кухня невысокой хрущевки освещалась лишь угасшим светом, создавая атмосферу тоски и неприязни. На столе, словно напоминание об упущенных возможностях, стояли две чашки: одна с остатками старого чая, другая - пустая, но с заметной вмятиной — словно шрам на лице несчастного человека. Остатки еды в пакете и рассыпанные крупицы соли создавали ощущение полного запустения. Только лёгкий треск табурета нарушал тишину в комнате.
— Ты снова выпил? — произнесла женщина с усталостью, как будто это не вопрос, а повторяющийся диагноз.
Муж, сидящий за столом, замялся, потирая пальцами гладкость древесины. Первоначально затянувшееся молчание длилось дольше, чем уместно. Он вздохнул, демонстрируя свое недовольство.
— Немного, — произнес он, пытаясь оправдать себя. — Люди в очереди, нервы… нужно расслабиться.
Разрушительные последствия привычки
— Это третий день подряд, — тихо напомнила женщина, её голос стал холоднее, а тона — более проницательными. — А завтра что? День курьера? Или “для согрева”?
Его попытки избежать взгляда на неё лишь усугубили ситуацию. Подобно упрямому ребёнку, он потянулся за обветшалым хлебом и, не удержав его, уронил на пол. Она осталась неподвижной, как статуя, не зная, что предпринять.
— Придумал, — выдал он неожиданно. — Давай продадим эту квартиру. Уедем куда-нибудь, например, в деревню. Там спокойнее, чище, и можно завести козу. Здесь только гниём.
Женщина замерла от неожиданности. Слова мужа вызвали у неё холод внутри. Это больше не была идеальная мечта о спокойной жизни — это ощущалось как отчаяние.
Признание и освобождение
— Ты серьёзно? — в её голосе звучала недоумение, но в взгляде появилась искра неподдельного интереса. Теперь она могла видеть его лицо, которое, хотя и выглядело добрым, всё же было окутано пьяной добротой.
— Конечно, — с гордостью добавил он. — Это же лучше для нас. Мама, мне, тебе. Нет смысла здесь сидеть и гнить.
Женщина сама не ощущала, как им овладели воспоминания о свекрови, которая так сильно тяготила её своим присутствием. Она быстро отошла к окну, присев на подоконник, чтобы не ехать по старым, все более терзающим мыслям.
— Ладно, — резко сказала она. — Иди ложись.
— Ты хоть подумаешь? — просил он с надеждой.
— Да, я уже подумала. И не о деревне. Ни о тебе.
Женщина понимала, что её жизнь может поменяться, но не знала, что именно это осознание — её личная сила, которую она так долго потеряла.
